Если верить Пэйж Маршалл, моя мама прибыла из Италии уже беременная мной. Это было через год после того случая, когда кто-то вломился в церковь в северной части Италии. Всё это написано в мамином дневнике.

Если верить Пэйж Маршалл.

Моя мама сделала ставку на какой-то новый вид родильной обработки. Ей было почти сорок. Замужем она не была, мужа не хотела, но кто-то пообещал ей чудо.

Тот же самый кто-то был известен как кое-кто, укравший картонную коробку из-под кровати священника. В той коробке были последние бренные мощи одного человека. Кого-то знаменитого.

То была его крайняя плоть.

Это была церковная реликвия, что-то вроде наживки, которой заманивали толпы народу в церкви в средние века. Один из немногих ещё сохранившихся знаменитых пенисов. В 1977 году один американский уролог приобрёл дюймовый сушёный пенис Наполеона Бонапарта за сумму около четырёх тысяч долларов. Футовый пенис Распутина, кажется, лежит где-то в Париже, на вельвете в полированном деревянном ящичке. Двадцатидюймовый монстр Джона Диллинджера вроде бы хранится в бутыли с формальдегидом, в Армейском медицинском центре им. Уолтера Рида.

Если верить Пэйж Маршалл, в мамином дневнике написано, что шести женщинам были предложены эмбрионы, созданные из этого генетического материала. Пять из них так и не были доношены до срока.

Шестой это я. А крайняя плоть была — Иисуса Христа.

Вот такой моя мама была ненормальной. Даже двадцать пять лет назад у неё уже ехала крыша.

Пэйж засмеялась и наклонилась с ниткой чистить зубы следующей старухе.

— Надо отдать твоей матери должное за оригинальность, — добавила она.

Если верить католической церкви, то Иисус объединился со своей крайней плотью при воскресении и вознесении. Если верить истории святой Терезы из Авилы, то когда Иисус явился ей и взял её в невесты, крайнюю плоть он использовал, как обручальное кольцо для неё.

Пэйж выдернула струну между зубов женщины, забрызгав кровью и едой линзы собственных очков в чёрной оправе. Чёрный мозг на её голове покачнулся туда-обратно, когда она пыталась рассмотреть верхний ряд старушечьих зубов.

Она сказала:

— Даже если рассказ твоей матери правда, нет доказательств того, что материал был взят от действительной исторической личности. Скорей уж окажется, что твой отец был каким-нибудь нищим еврейским неизвестно кем.

Старуха в кресле, растягивающая рот вокруг рук доктора Маршалл, закатила глаза и вытаращилась на меня.

А Пэйж Маршалл заявила:

— Теперь ты вроде бы должен спокойно согласиться сотрудничать.

Сотрудничать?

— Согласно моему курсу лечения для твоей матери, — пояснила она.

Убить нерождённого ребёнка. Говорю — даже не будь я им, всё равно, мне кажется, Иисус бы не одобрил.

— Конечно, одобрил бы, — возразила Пэйж. Она выдернула струну, брызнув на меня застрявшим в зубах кусочком. — Разве Бог не пожертвовал собственным сыном, чтобы спасти людей? Разве не в этом вся история?

Вот, снова она — тонкая грань между наукой и садизмом. Между преступлением и жертвой. Между убийством собственного сына и тем, что сделал Авраам с Исааком по Библии.

Старуха убрала лицо прочь от доктора Маршалл, вытолкнув языком струну и кусочки окровавленной пищи изо рта. Посмотрела на меня и сказала своим скрипучим голосом:

— Я тебя знаю.

С автоматизмом чихания, я ответил — «Простите». Простите, что трахал её кота. Простите, что проехал по её клумбам. Простите, что сбил истребитель её мужа. Простите, что смыл её хомячка в унитаз. Потом вздохнул, и спрашиваю у неё:

— Я ничего не забыл?

Пэйж попросила:

— Миссис Цунимитсу, откройте пошире рот.

А миссис Цунимитсу отозвалась:

— Я была с семьёй моего сына, мы ужинали, а ты чуть не подавился до смерти, — говорит. — Мой сын спас тебе жизнь.

Продолжает:

— Я им так гордилась. Он до сих пор рассказывает эту историю людям.

Пэйж Маршалл поднимает на меня взгляд.

— По секрету, — сказала миссис Цунимитсу. — Мне кажется, мой сын, Пол, постоянно трусил — до того вечера.

Пэйж присела, переводя взгляд со старухи на меня, туда-обратно.

Миссис Цунимитсу сцепила руки под подбородком, закрыла глаза и улыбнулась. Сказала:

— Моя невестка тогда хотела развода, но когда увидела, как Пол тебя спас — снова влюбилась.

Сказала:

— Я знала, что ты притворяешься. А все другие видели только то, что им хотелось.

Сказала:

— У тебя внутри несметные пространства для любви.

Эта старуха сидела, улыбалась и произнесла:

— Могу отметить, что у тебя самое благородное из сердец.

И, со скоростью чихания, я ответил ей:

— Ты — сраная сморщенная старая шизофреничка.

А Пэйж вздрогнула.

Объясняю всем: мне надоело, что меня дёргают туда-сюда. Ясно? Так что хватит придуриваться. Мне насрать на сердце. Вам, ребята, не вызвать у меня никаких там чувств. Вам меня — не достать.

Я грубый, дурной, подлый ублюдок. Точка.

Эта старая миссис Цунимитсу. Пэйж Маршалл. Урсула. Нико, Таня, Лиза. Моя мама. Иногда бывает, вся моя жизнь кажется только я — против каждой идиотки-бабы во всём проклятом мире.

Хватаю Пэйж Маршалл под локоть и тащу её на выход.

Никто не подловит меня на христоподобных чувствах.

— Слушайте сюда, — говорю. Потом ору. — Если бы я хотел что-то почувствовать, то пошёл бы в чёртово кино!

Старая миссис Цунимитсу отвечает с улыбкой:

— Тебе не отвергнуть доброту своей истинной природы. Она сияет в глаза каждому.

Говорю ей — «заткни пасть». Пэйж Маршалл командую:

— Пошли.

Я докажу ей, что я не Иисус Христос. Истинная природа всех на свете — говно. У людей нет души. Эмоции говно. Любовь говно. И я тащу Пэйж по коридору.

Мы живём и умираем, а всё остальное — бред. Это просто позорное девчачье дерьмо насчёт чувств и трогательности. Просто надуманный субъективный эмоциональный отстой. Нет души. Нет Бога. Есть только решения, болезни и смерть.

А я — мерзкий, грязный, беспомощный сексоголик, и мне не измениться, и не остановиться, и это всё, чем я навсегда останусь.

И я докажу это.

— Куда ты меня тащишь? — спрашивает Пэйж, спотыкаясь; её очки и халат по-прежнему забрызганы едой и кровью.